О том, что в районе одного из озёр Комсомольского района произошла утечка нефти, стало известно ещё в июле. Редакция газеты «Дальневосточный Комсомольск» не могла пройти мимо этого факта, решив провести собственное расследование инцидента. Однако экспедиция в окрестности озера Голое, что находится близ села Верхнетамбовское, принесла информацию не столько о самом происшествии, сколько о его социальных аспектах.
Главное — правильные цифры
По данным СМИ, утечка, или, как принято в российской прессе подменять термины, разгерметизация, произошла на нефтепроводе «Оха — Комсомольск-на-Амуре». В результате в воду и почву, по первым официальным данным, попало около 9 тонн нефти. Однако вскоре показатели были скорректированы более чем в 10 раз — 120 тонн, именно эта цифра стала окончательной. Её назвала и Амурская бассейновая природоохранная прокуратура в ответе редакции на информационный запрос. В том же ответе говорилось, что загрязнены оказались 1700 квадратных метров почвы и 70 тысяч квадратных метров поверхности воды озера Голое. В результате главой Комсомольского района был введён режим чрезвычайной ситуации на территории 575,8 км нефтепровода, возбуждено дело об административном правонарушении.
Итак, 22 августа мы с группой журналистов отправились в путь. Не сказать, что он был длинным и тяжёлым — просёлочными дорогами в России никого не удивишь. Да и само село Верхнетамбовское расположено от Комсомольска-на-Амуре всего в каких-то 80 километрах. Правда, от села в сторону озера нужно проехать ещё несколько десятков километров, так что мы решили первым делом завернуть в сельское поселение, чтобы разжиться дополнительной информацией о происшествии, а также спросить дорогу.
Есть ли жизнь на Марсе?
Первая попавшаяся нам местная жительница Анна разочаровала, сказав, что никогда на озере не была и о разливе нефти знает лишь по слухам. И тут же рассмеялась в ответ на вопрос, работает ли сегодня (а это была суббота) глава поселения?
— Да он никогда не работает, — пояснила Анна свой смех. — Сам ничего не делает и не даёт развиваться селу. Мы его выбираем, потому что больше некого.
Постепенно утро вступало в свои права, и поначалу казавшееся безлюдным село начало просыпаться. Вот два рыбака отплывают на резиновой лодке от берега. Спрашиваем у них, что им известно о порыве не нефтепроводе. Мужики настороженно глядя на нас, отвечают, что почти ничего не слышали.
Ещё один житель Верхнетамбовского Александр оказался куда более разговорчивым. Он нам рассказал, что живёт в селе около 120 человек. Работы нет. Те, кому повезло, устроились в поселковой администрации, остальные вынуждены браконьерствовать на Амуре и сдавать пойманную рыбу в рыбозаготовительное хозяйство по цене 40 рублей за килограмм (вспомните, сколько стоит кета в наших магазинах). Про разлив нефти тоже не смог сказать ничего существенного, кроме того, что суета вокруг происшествия была страшная — это было видно по постоянно летавшему вертолёту.
А вот другого Александра мы встретили на берегу Амура, где он занимался спуском на воду своей моторной лодки. Само собой, спросили об аварии и о том, был ли он на озере Голом.
— А чего там бывать? — эмоционально удивился он. — Вы на кладбище часто бываете? Так и на озёра нет смысла ходить — всё уничтожено нефтью. Нет там больше озёр. Первые разливы начались ещё лет десять назад, и я помню три или четыре таких происшествия. Уже во время прошлой аварии там рыбы не стало, а уж теперь и вовсе нет смысла там рыбачить. Рыбы и в Амуре не стало вообще никакой, и дело тут не только в нефтепроводе. Хабаровск канализацию спускает. В прошлом году сброс произошёл ещё до ледостава. Решили, что лёд всё скроет, запаха никто не заметит. А какой запах? Уже и рыбы-то нет. Обычно за день ловится одна-две щуки, а после сброса канализации за неделю две рыбки выудишь — уже хорошо.
Про главу поселения Александр тоже не смог сказать ничего положительного — за два срока тот ничего не сделал для Верхнетамбовского, и даже «рад, что произошла авария».
— Плохое село, — резюмировал Александр. — Андрюха, давай, спускай лодку, а то я не успею на техосмотр!
А вот Николай Самар бывал на месте разлива по просьбе районного начальства, чтобы оценить масштабы бедствия. Правда, не в этот раз, а три года назад, во время прошлой аварии.
— Нефть течёт по берегам, по траве, а на воде пятна радужные, — рассказывает Николай. — Запах был такой, что дышать невозможно. И рыба задохнувшаяся плавает. Были тогда какие-то работы по устранению аварии или нет, не знаю, не видел, хотя ездил туда дважды. Сейчас, похоже, масштабы разлива больше, чем в прошлый раз.
Николай говорит, что когда-то озеро Голое славилось хорошей рыбалкой — ловились здесь и ленок, и хариус. Но сегодня, вторит он Александру, туда ездить нет смысла, поскольку вся живность уничтожена.
Шлагбаум рулит
Можете представить, с каким тяжёлым осадком тронулись мы в путь к озеру. Нам подробно рассказали, как туда проехать, так что заблудиться шансов у нас не было. И правда, оказалось, что к месту разлива проложена отличная дорога. Вернее, даже не к самому разливу, а к одному из участков нефтепровода, куда завозят обслуживающий персонал.
Наш путь оказался не долог — вскоре мы упёрлись в шлагбаум, окружённый различной техникой — дорожной, грузовой, пассажирской. Оказалось, здесь располагается пост частной охранной организации, которая осуществляет пропускной режим. К слову, сами сотрудники ЧОПа оказались людьми вежливыми — никто с нами не ругался, никто не пытался нас силой выпроводить восвояси. О визите прессы по спутниковому телефону тут же было доложено некоему начальству. Результат был закономерен — нам просто объяснили, что пропускать на место разлива запрещено.
Протестовать было бесполезно, осталось только ждать хотя бы кого-то из руководства нефтепровода. А пока побеседовали с присутствовавшими там водителями, благо для них здесь устроен жилой блок. Кто-то вёл себя немного агрессивно. Вероятно, раздражающим фактором стало то, что мы взялись фотографировать окружающую действительность. Но даже с этим водителем удалось наладить контакт. Он нам рассказал, что работает в автотранспортной компании, которая присутствует на месте разлива в качестве субподрядчика. Приходится неделями жить прямо в кабине машины, однако его это не смущает — зарплата в 120 тысяч полностью оправдывает этот дискомфорт.
Другие водители после обещания сохранения анонимности оказались более дружелюбны и разговорчивы. Владимир, например, водит вездеход, который используется для подвоза сотрудников непосредственно к месту разлива нефти. Другим транспортом туда не доедешь — берега сильно заболочены. По словам Владимира, рабочие собирают там нефть в специальные ёмкости, вмещающие тонну жидкости, после чего эти контейнеры куда-то вывозят. Пропитанный нефтью грунт сжигают в специально завезённой прямо на место аварии печи.
Было время, когда через пост проходило большое число машин — грузовиков и вахтовок с рабочими, но сейчас поток значительно снизился. Похоже, что с ситуацией справились. Однако наши собеседники подчеркнули, что масштабы происшествия не имеют ничего общего с данными, которые публикуются в прессе. Все заявляли, что официальные цифры нужно умножать в несколько раз, чтобы получить более-менее правдивую картину.
Будет ли жизнь на Амуре?
По имеющимся данным, нефть из озера Голое попало в Амур, и даже более того — пятно загрязнения дошло чуть ли не до Николаевска-на-Амуре. В некоторых окрестных сёлах этого города рыбаки почувствовали неладное, приготовив выловленную рыбу — ушица получилась с запахом соляры.
Скрыть факт аварии не получилось — к освещению происшествия подключились экологические и различные другие общественные организации. «Интерфакс» сообщает, что трубопровод «Оха — Комсомольск-на-Амуре» перекрыт. Более того, это же информационное агентство утверждает, что «Роснефть» вообще прекратила добывать нефть на участке «Сахалинморнефтегаз», аргументируя это необходимостью выполнения соглашения ОПЕК+. При этом компания признаёт, что нефтепровод «Оха — Комсомольск-на-Амуре», запущенный ещё в 1974 году, изношен и предполагает строительство альтернативной транспортной магистрали. Но пока доставку нефти на материк предполагается осуществлять силами проекта «Сахалин-1». Правда, для этого на Сахалине придётся построить ещё один кусок нефтепровода длиной более 100 км, но это уже технические детали.
Возможно, к незначительным деталям относятся и последствия регулярных аварий на нефтепроводе. Но с этим не согласны жители сёл Приамурья, жизнь которых во многом зависит от наличия в Амуре биоресурсов. А их всё меньше и меньше. С каждым годом снижаются уловы во время лососёвых путин, да и местная рыба не спешит восстанавливать свою популяцию.
В 50-ые годы варварское отношение к рыбным ресурсам привело к так называемой дрифтерной катастрофе, когда в камчатские реки лосось практически перестал заходить на нерест совсем. Столкнёмся ли мы с этим на Амуре? Всё к тому идёт, и приближает этот момент не только необдуманная рыбопромысловая политика, но и экологические катастрофы, которые случаются всё чаще и чаще.
