День памяти жертв политических репрессий отмечается 30 октября в России. Эта скорбная дата дала повод для исторического материала о развитии системы дальневосточных исправительных трудовых лагерей.
В статье мной использованы материалы, на основе которых театром КнАМ был создан фильм «Комсомольск-на-Амуре. Легенды и реальность. Страницы истории. 1930-1950-ые годы». Авторы фильма — историк Марина Кузьмина и краевед Владимир Меринов.
В нынешнем году совет по развитию предпринимательства и улучшению инвестиционного климата при главе города под председательством предпринимателя Ивана Пакшина выступил с инициативой – установить наконец-то постоянный памятный знак жертвам политических репрессий.
Закрытый показ
Итак, проводить индустриализацию советское правительство изначально намеревалось с помощью подневольного труда. Первая пятилетка стартовала в 1928 году, а в 1929-м уже вышло постановление Совнаркома об использовании труда уголовно-заключённых. Кстати, и заселять отдалённые районы страны планировалось также заключенными. В 1929 году в бухте Сизиман на берегу Татарского пролива создаётся Дальлаг. 1 января 1933 года был подписан приказ «О передислокации Дальлага в Комсомольск-на-Амуре для выполнения строительных работ».
На использовании при строительстве комсомольцев настаивал начальник «Дальпромстроя» Иосиф Каттель. До этого он был начальником строительства Магнитогорского комбината, где ему и приглянулся комсомольский энтузиазм. Однако село Пермское совершенно не было готово к приёму 6000 мобилизованных комсомольцев. Строительную площадку у села Пермского, вместо площадки под Хабаровском выбрали буквально в последний момент. Точное число погибших и срочно покинувших строительство комсомольцев неизвестно до сих пор.
Из докладной записки секретаря парткома Плеханова от 4.06.1934 узнаём, что из 3000 комсомольцев, прибывших с мая 1932 года, к 1934 году осталось 460. А в мае 1933 года пароход с издевательским названием «Свобода» высадил на амурский берег 360 заключённых, и к августу их уже было 6500 человек. Об этом в 1992 году свидетельствовал репрессированный 93-летний Дмитрий Филиппович Федорец, осужденный на 10 лет по статьям 58-10, 58-11.
Город-лагерь
Долгое время велись споры, что именно строили заключённые. Кто-то считал, что только дороги или какие-то другие объекты. На самом деле они строили всё: школу №25, известную сейчас как инженерная, здание управления ФСБ, хлебозавод №1, радиоцентр, кинотеатры, стадионы, жилые дома, и, конечно же, все заводы. Не следует это понимать так, что всё это строили только заключённые, они участвовали в строительстве наряду и с другими, вольными категориями строителей.
Лагерных пунктов, тех самых, с вышками и колючей проволокой, в городе было более 30, а управлений, подразделений и филиалов различных лагерей и строительств в разное время по 1960 год – 14. На основании архивных карт Комсомольска 30-х годов историк Кузьмина составила первую карту лагерных дислокаций.
На территории между улицами Гамарника, Дикопольцева, Магистральным шоссе и Вокзальной находился пересыльный пункт, куда заключённые доставлялись с этапа и после распределялись кто куда. Архивной картотекой, а также воспоминаниями сотрудника лагеря С.Н. Кузьмичева, занимавшегося личными делами заключённых, подтверждается, что через Комсомольскую пересылку прошло не менее 1 млн. человек.
Общее число заключённых, отбывавших срок в Комсомольске, неизвестно, но на январь 1940 года численность только Нижне-Амурского ИТЛ, располагавшегося в городе, достигала 68 140 человек. В доме № 47 по улице Вокзальной располагалось управление Нижне-Амурского лагеря, в подвале которого, а также в подвале дома № 49 находился лагерный архив. Часть документов не сохранилась до наших дней, она была сожжена при реконструкции управления в жилой дом в 1958 году. Бумаги использовали для разогрева битума.
На территории города находятся и несколько лагерных кладбищ. Например, в районе улицы Гаражной. Сохранились воспоминания приехавшей по оргнабору Н.А. Болотиной: «Завтракать сядем, а из лагеря покойника несут, ужинать сядем – опять несут». Хоронили в общих могилах, на табличках писали просто – 58-10, 58-1а, 58-кр. Номера статей. Без имён.
Возвращение имён
За несколько лет городскому обществу «Мемориал» удалось вернуть 15 имён, указать родственникам места захоронений заключённых. Просто место – ни могил, ничего. Берёзки в районе посёлка Пивань. Под берёзками лежат люди – русские, украинцы, поляки, евреи, татары, азербайджанцы, казахи и т.д.
Эти фамилии лично нам ни о чём не скажут. Но люди имеют право знать, где похоронены их близкие. Огромное количество наших граждан лишено этого права. Да и эти останки, найденные на Пиванском кладбище заключенных, найдены случайно. Благодаря японцам. Многие из многотысячной армии японских военнопленных нашли последний приют в российской земле. И японское правительство сейчас ищет их всех. В начале 90-х им передали все необходимые документы – схемы кладбищ, списки умерших, они стали приезжать к нам и искать. И будут искать до последнего японца. Потому что это государственная политика. Наших не ищет никто. Никто, кроме малой части родственников. Никто, кроме общественной организации «Мемориал».
Схемы привели японцев на Пивань. Проведя эксгумацию, они увидели, что в земле лежат не японские кости. Специалисты могут это определить по особенностям скелета. Зэки из страны восходящего Солнца и наши жили бок о бок. Когда привезли японцев, наших стали уплотнять, селить ещё теснее, чтобы освободить бараки. Поэтому были общие бараки, больницы и кладбища. Так что стало ясно – это кладбище советских заключённых. Сколько там похоронено людей? Кто эти люди? Неизвестно. Мы можем сказать лишь о совсем небольшой части, благодаря запросам родственников, ищущих своих погибших. Но сотни и тысячи лежат в российской земле не названными.
Музыкант, футболист и поэт
Что это? Равнодушие? Страх? Несогласие с собственной историей? К сожалению, и то, и другое и, третье. Об этом можно судить по истории увековечивания памяти самых известных комсомольских зэках – джазовом музыканте Эдди Рознере, великом футболисте Николае Старостине, поэте Николае Заболоцком. Установить мемориальную доску поэту Заболоцкому общество «Мемориал» предлагало ещё лет за 15 до того, как её всё-таки установили. Но тогда позиция руководства города была такая – «много их здесь сидело, что, всем доски ставить?».
Благодаря стараниям энтузиаста инженера и литератора Леонида Воробьева доска Заболоцкому была установлена на доме № 47 по улице Вокзальной. Но её создатели так перепугались, боясь, как бы кто не подумал чего лишнего, что несколько перепутали местами слова и отлили в металле такой нонсенс, как «работал на объектах Нижне-Амурского управления ИТЛ». В то время как исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) назывался – Нижне-Амурским, а на улице Вокзальной находилось Управление Нижне-Амурского ИТЛ. Слово «объекты» соответственно относится к лагерю, а не к его управлению.
Двадцать лет ставить доску, чтобы потом делать ошибки, боясь написать, что великий поэт был простым заключённым. Ничем, кроме страха не могу это объяснить… Такой же страх преследовал и организаторов установки доски Старостину. В тексте доски – ни слова о том, что Николай Петрович отбывал у нас срок по ложному политическому обвинению. Там просто написано, что тренировал команду комсомольского «Динамо», как будто бы по контракту. Почему так происходит? Думаю, потому что многие наши сограждане до сих пор не уверены в ложности этих обвинений. А может, даже и уверены в обратном. И не только по отношению к великому Старостину.
Ну а гению джаза Эдди Рознеру мемориальной доски нет до сих пор.
Стыдливая память
Казалось бы, в таком городе как наш должен быть яркий, заметный памятник жертвам политического террора. Однако мы имеем лишь небольшой закуток за автобусной остановкой, где стыдливо стоит памятный камень. Его установили в 1990 году как временный. История установки постоянного памятника сама имеет свою столь обширную историю, что уже не вмещается в эту статью.
Поправимся, что камень стыдливо стоял за остановкой вплоть до текущего года, когда сквер попал в федеральную программу благоустройства общественных пространств, и камень перенесли вглубь, несколько благоустроив территорию.
Энтузиазм, протест против политического террора, возникший в 90-х, достаточно быстро угас. Тогда депутаты-демократы могли пройти шествием от пл. Металлургов до нарсуда, держа в руках чёрную ленту с надписью «Жертвам коммунистического террора». Сейчас такие шествия трудно себе представить. Скорее, вполне нормальным и естественным кажется появление бюста Сталина. В глазах многих наших сограждан «Мемориал» — это русофобская организация, финансируемая такими же русофобами из заграницы. И занимается она исключительно очернением нашей страны.
Однажды, готовя материал для местной радиостанции о поэте Николае Заболоцком, я услышал вопрос редактора: «За что он сидел?». «Ну, как за что… ни за что… за что может сидеть поэт?» – ответил я. «Нет, ты всё-таки поищи за что. Не может быть, чтобы ни за что».
Действительно, за что сидели поэты, писатели, режиссеры, артисты? За свои стихи? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно прочитать поэму Заболоцкого «Торжество земледелия», публикация которой вызвала травлю поэта, приведшую к его заключению. Критики писали, что его стихи — это формализм, мистика, примитивизм и т.д. Казалось бы, на вкус, на цвет… Но потом они сказали, что творчество Заболоцкого является активной контрреволюционной борьбой против советского строя, советского народа. Стихи – против народа… Показания против Заболоцкого дал критик, писатель, журналист, впоследствии заслуженный работник культуры РСФСР Николай Лесючевский. Он прожил 70 лет, умер в 1978 году. Они были почти ровесниками с Заболоцким, но поэт прожил лишь 55 лет.
«Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом — сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли».
Из мемуаров Николая Заболоцкого.
