Валентина ГЕЙКЕР уже известна нашим читателям. В номере за 6 мая мы напечатали её рассказ о нанайцах, воевавших на фронтах Второй мировой войны. Продолжая тему коренных малочисленных народностей, мы попросили Валентину Васильевну рассказать об отце, жившем в период смены эпох, когда Российская Империя уступила место Советскому Союзу.
Лепёшка дороже соболя
Итак, Василий САМАР родился в 1886 году в стойбище Наан, располагавшемся на реке Горин. Как и положено настоящему нанайцу, занимался охотой и рыболовством, добираясь за хорошими уловами до самого Охотского моря. Добычу возил в Китай, где торговал весьма удачно, обеспечивая всю семью продуктами, оружием, одеждой и всем тем, без чего жизнь тогда была скучна и убога.
В те времена граница между Россией и Китаем была открыта, и для нанайцев, которых в те времена называли гольдами, не составляло труда отправиться в Поднебесную. Обычно собирали целую экспедицию из 4-5 лодок, куда сгружали добытую целой семьёй из 10 детей пушнину — шкурки соболя и белок, а также прочие местные ресурсы. По спокойной воде гребли вёслами, а на участках Амура с сильным течением тянули лодки бечевой.
Надо сказать, подобные торговые миссии были весьма ожидаемы китайцами. Что же они больше всего ценили? Пушнина, понятное дело, продавалась всегда успешно и с хорошим наваром. Но вот была одна фишка, которую китайцы ценили даже больше, — нанайские черёмуховые лепёшки. Валентина Васильевна, передавая рассказы своего отца, говорит, что одна соболиная шкура стоила дешевле этой самой лепёшки. Зная об этом, семья загодя готовила огромное количество этого лакомства.
Зарабатывал Василий Самар в таких торговых экспедициях весьма хорошо. На вырученные деньги покупал муку, сахар, боеприпасы, одежду, обувь, различные материалы. Ещё привозил из Китая национальную водку ханши. Правда, сам её никогда не пил, держал только для гостей да престарелых родителей. В качестве валюты при расчёте использовались серебряные николаевские рубли.
Со временем, глядя на русских, нанайцы из походов в Китай стали привозить лошадей. Использовали их для подвоза воды, льда, а также распахивания огородов. Всего в селе насчитывалось до 400 лошадей. Покупали их не только в Китае, но и в Монголии. Монгольские отличались небольшим размером, тёплой шерстью и отличной выносливостью.
Барская охота
По пути в Китай Василий Самар, конечно, заезжал в Хабаровск. А будучи грамотным, получившим образование в русской церковно-приходской школе, считался достаточно светским человеком. Это ему помогало в общении с чиновниками Приамурского генерал-губернаторства, без санкции которых ни одно судёнышко, в том числе и нанайская лодка, не в состоянии было проскочить через границу без уплаты пошлины. Постепенно знакомства эти переросли в полный гештальт — чиновники обеспечивали удачливому охотнику и торговцу режим полного благоприятствования, а тот в ответ принимал их в своём стойбище — водил их на охоту да на рыбалку, в самые богатые на добычу места. Одним словом, за последние сто лет в России ничего не изменилось — всегда представители власти любили такие барские забавы. И во времена императора, и при советской власти, и в период нашей новейшей истории они были обеспечены дичью, рыбой и икрой.
Как вы понимаете, Василий Самар для царских чиновников был очень нужным и важным человеком. Но в целом в те времена русские к коренным народностям относились в лучшем случае снисходительно — просто мирились с их существованием и за равных себе не считали. Одним словом, так, как всякий колонизатор относится к местному населению. Но и жить особо не мешали — поборами за охоту и рыбалку не обкладывали, торговать не запрещали. Продавай добычу хоть чёрту лысому, только пограничную пошлину плати. Всё изменилось с приходом советской власти.
Свидетель насилия
Но сначала была гражданская война. Нанайцы с содроганием смотрели на взаимные расправы белых над красными и красных над белыми. Неизгладимое впечатление на Василия произвела встреча с Яковом Тряпицыным — командиром красного партизанского отряда, действовавшего в Приамурье против интервентов и белогвардейцев. «Красивый был человек, но творил страшные вещи», — рассказывал Василий.
Однажды Василий даже стал свидетелем казни целой семьи, глава которой был заподозрен в связи с колчаковцами. Зимой на амурский лёд к проруби раздетыми люди Тряпицына вывели самого «колчаковца», его жену и детей. Убивали с какой-то иезуитской жестокостью. Сначала в ледяную воду бросили по одному детей. Тех, кто не сразу утонул, били прикладами. Когда со всеми было покончено, обезумевшая от горя мать сама шагнула в прорубь, а вслед за ней прыгнул и отец. Палачи посмеялись и разошлись по своим делам.
Нанайцы, до гражданской войны никогда не опускавшиеся до убийства своих соплеменников, были поражены такими проявлениями жестокости. Но и они не миновали молоха войны. Представители коренных народностей тоже оказались вовлечены в боевые действия. Приходилось им и убивать людей, и самим гибнуть в битвах.
Кто такой Карл Лукс?
Как только в Приамурье наступил мир, советская власть сразу поняла, что народный промысел — настоящее золотое дно. Стране нужна была валюта. А на чём её можно заработать? Да на пушнине, конечно. А ещё на рыбе — драгоценных лососёвых и осетровых породах и, само собой, на икре красной и чёрной, потому что икру заморскую баклажанную в Приамурье, как говорится, днём с огнём тогда было не сыскать. Границу с Китаем закрыли, международную торговлю прикрыли, а добычу у нанайцев стали просто скупать на государственные средства, чтобы потом перепродавать уже на внешнем рынке.
Повальная коллективизация коснулась и нанайцев — приехавшие из Комсомольска представители власти поставили перед фактом — начинается новая жизнь, нужно организовать колхоз. Жители стойбища пожали плечами: надо так надо, что ж мы хуже всех, что ли? Тут же гости из города придумали и название — «Имени героя гражданской войны Карла Лукса». Нанайцы, конечно, даже толком не знали, кто это такой, но с самурайским спокойствием приняли и это.
Василий Самар тоже оказался членом колхоза, поэтому уже не мог самостоятельно продавать добычу, а обязан был сдавать её государству.
— Я уже была большая, в первый класс ходила, видела, как сдавали пушнину, — рассказывает Валентина Гейкер. — Приезжал охотовед на нескольких подводах. Мы сдавали пушнину, а в обмен получали сахар, муку разных сортов, охотничью колбасу, боеприпасы. Я помогала отцу считать патроны.
Когда началась война, Василий Самар на фронт не попал — возраст был уже не тот. Зато забрали практически всех молодых людей, оставив лишь стариков и женщин. Тем не менее колхоз свою задачу выполнял — давал для фронта всё, на что был способен. Попутно власть вынуждала людей сдавать деньги в фонд обороны. За всю войну нанайские колхозы Комсомольского района на собранные средства купили два самолёта и несколько боевых катеров,выпускавшихся на судостроительном заводе.
Заплутавший охотник
Если вы думаете, что с окончанием войны жизнь коренных народностей в Приамурье стала легче, то ошибаетесь. Далеко не все нанайские воины вернулись с полей сражений, а многие из тех, кому посчастливилось выжить, вскоре умерли от ран. По-прежнему вся надежда была на женщин, детей и стариков, поэтому, несмотря на уже немалый возраст, Василий Самар не оставил своего рыбацко-охотничьего промысла. До глубокой старости ходил он в тайгу добывать зверя и рыбу. Конечно, не только из-за того, что нужны были деньги. Сама суть нанайца в активном образе жизни до глубокой старости. Валентина Гейкер рассказывает, что её отец даже в 112 лет всё ещё охотился и рыбачил.
— Однажды отец пошёл на лыжах в тайгу и заблудился, старый уже был такой, — вспоминает Валентина Гейкер. — Он всё-таки вышел на дорогу Хабаровск — Комсомольск, но в какую сторону идти, не мог сориентироваться. На его счастье мимо шла машина — офицеры ехали с совещания Дальневосточного военного округа домой. Смотрят, глубокий старик идёт — с ружьём, а на поясе добытые зайцы. «Вы кто?» — спрашивают. «Я — человек», — гордо ответил отец. В общем подвезли военные отца, однако сыновья после этого сказали ему: хватит по тайге ходить, мы сожжём твои лыжи.
Так и ушёл на покой охотник Василий Самар. Но пенсия была совсем маленькая — 6 рублей в месяц, в такую сумму был оценён труд человека, который долгие годы обеспечивал Родине приток валюты. Помогали дети — кто деньги переводил, кто продукты присылал.
Правда, на пенсии Василию отдохнуть пришлось недолго — он прожил ещё три года и скончался, когда ему исполнилось 115 лет. Похоронен Василий Григорьевич в селе Вознесеновка. В последний путь его отправили по христианским обычаям, но всё-таки дети согласно нанайским традициям положили ему в гроб кое-что, что на том свете сгодится, — бутылку водки, которую при жизни он никогда не пил…
