Максим КОСЕНКО: «Я – дальневосточник»

Быть руководителем непросто. Быть руководителем сразу нескольких организаций – тем более. Быть руководителем нескольких организаций, где молодёжь трудится для молодёжи, сделать чудесным образом так, чтобы она тебя слышала и слушалась – высший пилотаж. У Максима Косенко, генерального директора комсомольского Дома молодёжи, директора форума «Амур», это получается.

Семейное

По маминой линии мои бабушка с дедушкой – русские немцы. В те годы, когда вся страна переживала репрессии, они были сосланы на Дальний Восток. Мои родители в своё время поехали возводить БАМ, одними из первых приехали строить станцию Новый Ургал. Там всё моё детство и прошло. Наш дом был всегда большой семьёй. Сейчас нам всем катастрофически не хватает общения с близкими людьми. А разрушение семейных устоев, семейных ценностей – это вообще самое страшное.

90-е

Мы почему-то знаем о них поверхностно: экономический кризис, перестройка, реформы. А ведь очень многое мы подрастеряли в своём собственном содержании, в ментальности, в одухотворённости. Детство? Мы застали счастливое советское детство в окружении любимых родственников, с огромной семьёй. Папа и мама учителя, поэтому вокруг нас была не только семейная история, нас окружали школа, дети. Родители молодые, подкидывали нас периодически ученикам, которые учились у них. Своё детство всегда вспоминаю с очень хорошей стороны. Мы действительно, не понимая того, росли патриотами, потому что родители такими были, потому что строили БАМ, город в тайге, любили то, что делали, окружали себя такими же людьми-оптимистами, которым было море по колено и всё по плечу. На таких героях держалось очень многое. Потом крах. Потом 90-е годы.

Я поступил в Благовещенский педагогический институт на исторический факультет, как папа.

Родители могли позволить передать мне мешок картошки и какие-то банки с консервами, но учитывая логистику до Благовещенска, когда не было ни одного прямого поезда до города из того посёлка, в котором они жили, то даже и это они отправить мне не могли. Поэтому приходилось выкручиваться. Зарабатывали мы всем. Благо это был Благовещенск. Челноками перевозили мы всё, что только было можно. Отсиживали три пары в институте и бежали на таможню, где набирали людей для работы. Ты ехал в Хэйхэ, тебя кормили – и это был такой вояж «Всё включено». Потом тебя затаскивали на рынок, максимально загружали, и ты эти 40-50 килограммов вещей нёс на себе. Мы брались за любую работу: вели свадьбы, дни рождения, торговали на рынке, в университете занимались фарцовкой. Позже уже могли себе позволить рестораны. У нас у всех были какие-то спутниковые сотовые телефоны огромного размера. Первыми у нас появились пейджеры, и я до сих пор не могу понять, зачем было нужно это великое техническое изобретение. 90-е многое отняли, но и очень многому нас научили. Мы укрепили себя физически, психологически. Люди 90-х мне всегда импонируют. Я вижу в них задел на многие свершения, потому что смогли выжить.

К сожалению, то, что ты не зарабатываешь, не добываешь сам, то, к чему не прикладываешь никаких усилий, мало ценится. И мне кажется, что характер человека делают трудности и испытания. Но при этом должен быть наставник, учителя, родители, которые не превращают это всё в школу выживания.

Молодёжная политика

Я осознал, что занимаюсь важным делом, не сразу. Что такое работать с молодёжью? Ты не учитель, не педагог, не работник культуры. Для многих молодёжная политика это такой стартап. Я знаю много потрясающих людей, профессионалов своего дела, которые из «молодёжки» выпрыгивали в какую-то политическую или общественную карьеру. Такие люди расценивали молодёжную политику как сферу возможностей. И слава Богу, что люди пользуются этим трамплином. Но я всё время пытался сделать так, чтобы профессию специалиста по работе с молодёжью наконец-то оценили именно как профессию. Мне казалось, что молодёжная политика – это бездонное море возможностей: это форумы, работа экспертом различного уровня, погружение в проектное мышление и социальные истории, развитие некоммерческого сектора… Этого всего так много, в этом так приятно копаться и разбираться. Но самое главное, молодёжка – это окружение себя активными, заряженными людьми. Работать с молодёжью непросто. Самая главная трудность – всё время быть в тренде, как сейчас модно говорить. Но ты должен быть не модно заточенным на какие-то тренды, потому что они быстро меняются, и молодёжь тут же находит себе новое увлечение, и тебе нужно этому следовать. Многие совершают ошибки, начиная красить волосы в зелёный цвет или делать пирсинг на нос. И в свои пятьдесят ты в этом просто смешон. Мне кажется, молодёжь ценит, когда человек интересен сам по себе, когда он богат своим опытом, человечностью, когда выходит на уровень наставника.

Я благодарен жизни за то, что она подарила мне стольких учеников, которые до сегодняшнего дня со мною в тесной связи, которые перешли из уровня просто профессиональной деятельности в статус личных друзей нашей семьи, которые максимально меня ценят и благодарят. Ты этим напитываешься. Нельзя работать в удовольствие с молодёжью, делать какие-то потрясающие вещи, фестивали, культурные программы, форумы, если ты не оптимист. Если считать, что всё плохо ты ничего не сделаешь. Если будешь постоянно жаловаться на какие-то проблемы, ничего не получится.

Юность

Я очень эмоциональный человек. В детстве, юности я играл в театре, серьёзно занимался бальными танцами, причём латиноамериканской программой, которая эмоциональна по своей природе и очень близка мне по душе. В студенческие годы успешно играл в КВН. На Сочинский фестиваль защищать родной университет мы ездили несколько раз. Конечно, с опытом, с возрастом, с учётом того, что я стал возглавлять учреждение с огромным количеством людей, свои эмоции учишься убирать. Приходилось, как говорят, посчитать 10 раз, иногда 110 раз, прежде чем что-то высказать. Конечно, эмоциональность – это качество молодых людей, импульсивных. Нам, зрелым дядям, это уже несвойственно. Но в душе я, конечно, остаюсь эмоциональным, светлым человеком.

Важное средство отдыха

У меня есть секрет, свой собственный, открытый давным-давно. Я люблю путешествия. Я занимался спортивным туризмом с шести лет, и мне повезло с тренером, тоже любителем своего дела. Куда он нас только не возил! Я бы в жизни не взял пятьдесят подростков и не потащил бы их на Кавказ или на Алтай! Когда у меня начинаются лагеря на Шарголи и наши ребята уходят в шлюпочный поход с вожатыми, у меня начинаются самые страшные бессонные ночи. Это такая ответственность за детей!

 А в те советские времена, когда у нас было счастливое, замечательное детство, нас брали, сажали в плацкартные вагоны, закидывали на третью полку, потому что билетов чаще всего не было, и мы куда-то ехали, какими-то неделями, и это были потрясающие времена. Мы путешествовали, возвращались, а родители нас встречали кастрюлями борща, тазиками котлет. До дома идти двадцать минут, но мы все садились на перроне, угощались и только потом расходились.

После этого для меня наша страна, люди, живущие в ней, и природа открылись совершенно по-другому. Я люблю путешествовать самостоятельно, не покупая никакие туры. Для меня важно в первый день отпуска сесть в самолёт или поезд и начать новый какой-то трип, рейд в неизвестное место. Я, человек-планировщик, который всё досконально планирует, таймингует, в случае с путешествиями оставляю всё на самотёк. И это очень круто. Когда ты ничего не распределяешь, едешь куда-то автостопом.

Я абсолютно не сторонник пятизвёздочных отелей, комфортабельных условий проживания. Мне удобно и в палатке, в хостеле на двадцать человек. Путешествия для меня – это глоток свежего воздуха. Хотя я погружаюсь в какую-то космическую историю с природой, даже посидев у костра пятнадцать минут или посмотрев на Амур минут двадцать, да просто прогулявшись по набережной… Куда только усталость уходит?

Иногда люди говорят: ой, уехать нельзя, дорого. Находят для себя какие-то трудности, сложности. Как дорого? Как трудно? Есть потрясающая река Манома, есть Амурские столбы, озеро Амут. Автостоп никто не отменял. Да, я пользуюсь автостопом в свои 46 лет и горжусь тем, что у меня есть две кругосветки по Кавказу.

Ещё я стараюсь разбивать отпуск на три части. Один отпуск мы всегда проводим с семьёй, с родителями и детьми, другой — с женой, без детей, и третий я провожу самостоятельно. Для меня это тоже нужно: помолчать, подумать, уйти в себя. И получается, что мы все довольны, и каждый открывает новое для себя.

Я — дальневосточник

Есть такая теория, что на Дальнем Востоке никогда не будет чувства земли, а русские люди не будут оценивать землю как свою, пока здесь не похоронят шесть родов. У нас нет этих шести родов. Те офицеры и казаки, которые приезжали осваивать Приамурье, все ускакали обратно. Военные, приезжавшие сюда служить службу на 25 лет, каждый день ставили свечку, чтобы быстрее вернуться на запад. Потом БАМ – все ехали строить и обратно уезжали. Даже коренные народы растеряли свою культуру. И это наше вечное чемоданное настроение на генном уровне не даёт нам зацепиться на этих землях.

 Но ведь нас окружает такое богатство! Мы же дальневосточники! Наша сила в малочисленности, в том, что мы – другие. Мы – радушные, гостеприимные, максимально отзывчивые. Нас катастрофически мало. Мы не можем никому довериться. В человеческих качествах наша сила. Мы отличаемся от жителей мегаполисов и больших городов, сильны связью с природой, дружим с лесом, с рекой. Давайте признавать, что у нас есть уникальность, идентичность, а самое главное – наши сильные стороны, которые должны уже оставаться генетикой в этой земле. Давайте развивать Дальний Восток.

Ульяна БОРОВИНСКАЯ. Фото из личного архива Максима КОСЕНКО

Яндекс.Метрика