Топонимика — наука, изучающая всё, что связано с образованием географических названий, историей и географией поселений, рек, горных систем, имеет отношение к любому населённому пункту, в том числе самое прямое и к Комсомольску-на-Амуре. И чтобы прояснить историю названий некоторых мест нашего города, я встретился с краеведом Анатолием БЕЛОГЛАЗОВЫМ.
Информацию краевед Белоглазов добывал в различных архивах Комсомольска, Хабаровска, Владивостока, в библиотеке им. Н.Островского, в библиотеке Российской академии наук. Читал дореволюционные книги и смотрел старинные карты. За долгие годы интересных сведений накопилось немало. Как скромно сказал сам Анатолий Наумович: «Я тут принёс с собой 300 гигабайт…» И это неудивительно, ведь он расшифровал более тысячи географических названий, а также восстановил родословные многих русских переселенцев.
Так как автор этих строк сам является начинающим краеведом, то есть претендует на некоторые знания о родном крае, то, конечно, данный материал будет немного предвзятым. Но я надеюсь, что предвзятым — в хорошем смысле. Безусловно, новое поколение любителей истории учится у более опытных товарищей. Они нас вдохновляют, у них мы консультируемся и ищем ответы на трудные вопросы. Но, к сожалению, не всегда находим. Поэтому мы должны уйти дальше, узнавать больше, учиться видеть по-новому. Не страдать комплексом шаблонов, стереотипов и идеологий. И если в топонимике я отдаю безусловную пальму первенства Анатолию Наумовичу, то в некоторых других вопросах позволю себе с ним не соглашаться. Но начнём с топонимики.
Гигабайты краеведения
Все мы живем в окружении этих названий, не всегда задумываясь, что они значат…Так что послушаем Анатолия Белоглазова:
— Когда занимаешься топонимикой, нужно уйти как можно дальше в глубь веков. Потому что с течением времени происходит приспособление коренного названия к русскому языку. Также нужно ещё знать и правила наименований, принятые у коренных народов. Так, например, специалисту понятно, что нанайцы никогда не назвали бы своё стойбище Березовой рощей, а переводить таким образом слово «дзёмги» стали с лёгкой руки советского писателя Юрия Жукова. На самом деле «дзёмги» — это упрощенный вариант от «джонгмэ» — деревянное жилище. То есть у нанайцев все прозаичнее. Можно уверенно сказать, что Дзёмги — одно из старейших стойбищ. Оно встречается на карте, составленной французскими иезуитами по заказу Цинского правительства ещё в 1703 году. Также и Холдоми — никакая не «сумка сокровищ». Перевод с эвенкийского — «охотничий шалаш».
А вот расшифровать слово «мылки» не удалось. Оно не поддаётся переводу. Ни в китайском языке, ни в тугуро-маньчжурских языках нет близких по значению слов, которые бы объясняли происхождение названия. Но есть легенда, согласно которой один нанайский охотник слишком жестоко обошёлся со своей добычей — снял шкуру с живого зайца. И заяц убежал, крича: «Малки!». Оно означает «исчезнуть, вымереть». И якобы таким образом стойбище было проклято. Стойбище Мылки было достаточно крупным, но с 1869 года не встречается ни на одной карте.
Несмотря на то, что подавляющее большинство топонимов края принадлежит к языкам коренных народов, встречаются и русские названия. Например, Большой Уссурийский остров назывался раньше Конева голова. А река Гур звалась Порал. Когда Ерофей Хабаров и Ануфрий Степанов ходили в эти места, они не могли набрать достаточное число казаков, поэтому брали также и якутов. А «порал» по-якутски означает «два русла». Кто был на Гуре, знает, что он распадается на два рукава. Так что первым у этой речки было русское название якутского происхождения.
Интересная история связана с городом Амурском. А точнее, с нанайским поселением Падали, из которого и возник Амурск. Не исключено, что именно в этих местах находился Ачанский городок, или острог, основанный Ерофеем Хабаровым. В 1652 году здесь произошло первое столкновение военных отрядов России и Цинского Китая в борьбе за Приамурье. Рядом расположено озеро Падали, в которое впадает река с названием Кечи. В одной из своих записок Хабаров, находясь в Ачанском городке, пишет, как он обошёлся с местными князьками, братьями Кечи: отрубил им руки и повесил.
— Я думаю, это подсказка тому, где находился городок Хабарова, — говорит Белоглазов и продолжает: — Известно, что острог был там, где утёс. На левом берегу таких места два — в районе Ачана и Омми. У Омми на самом деле очень удобное место. Я там много лет рыбачил, и когда рыбаки копали там землянки, то находили глубоко в земле старые обгоревшие бревна. Об Ачанском остроге существует много разных легенд. Кто знает, может, современным археологам ещё предстоит сделать важные исторические открытия, которые прославят наш край, и Амурск в частности.
В завершение топонимической главы коротко назовём ещё некоторые известные имена наших мест.
Мяочан — в переводе с китайского «маленькие, низкие горы».
Горный хребет Джаки Унахта Якбы Яна — «ручеёк берущий начало с гор». В этом имени соединены и нанайский, и ульчский, и удэгейский языки.
Баджал — имя и гор, и реки. Происходит от имени маньчжурского рода, который в свою очередь идёт от монгольского слова «баджа» — «свояки».
Часто местность называлась именем рода, проживающего на ней. Точно так получилось и с местечком Шарголь. Название происходит от имени рода Сайгор, что значит «семья, владеющая неводом».
Пивань — это тоже наше российское название. Происходит от якутского «пиан» — «пьяница». В этих местах жил маньчжурский чиновник, собиравший дань. Он любил устраивать большие пьянки.
Гора Маглой является потухшим вулканом — одна из вершин хребта Джаки Унахта Якбы Яна. Считается священным местом, здесь проводились шаманские обряды вплоть до середины 20 века. В переводе значит «гадать, предсказывать».
А вот озеро Амут в переводе с эвенкийского означает просто «озеро».
Кто строил Комсомольск?
Краевед Белоглазов затрагивает в своих работах ещё два вопроса: о роли заключенных в строительстве Комсомольска. Ну, и я не мог не спросить Анатолия Наумовича, сколько же лет Комсомольску и почему?
Надо отдать должное Анатолию Белоглазову — за проведённые часы в архивных залах он действительно добыл много статистики о том, где, какие категории строителей работали и сколько их было. Не буду приводить цифры, их можно найти в Интернете, но общий вывод краеведа Белоглазова таков: участие заключённых было незначительным. Он даже перевёл его в проценты и получил что-то около 1%.
Опять-таки можно дискутировать, вспомнить о том, что в Комсомольске находилось два управления, территориально уходящих далеко за пределы города ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей), число лагерных пунктов в городе шло на десятки, также в городе имелась огромная пересылка, из которой зэков отправляли по всему Дальнему Востоку. Но речь не об этом. Хотя практически каждая стройка в городе имела среди своих работников заключённых, так как лагерь был поставщиком рабочей силы, могущественной хозрасчётной (читай — коммерческой) организацией.
Я предлагаю посмотреть на вопрос с другой стороны. Для этого нужно назвать категории строителей, численность которых приводит Белоглазов в своих таблицах. Читаем: военнослужащие, вольнонаёмные, заключённые, военнопленные, мобилизованные, освобождённые, репатриированные, эвакуированные, директивные, спецпереселенцы. Обратим внимание, что нет категории «комсомольцы». И мне понятно почему — ведь члены ВЛКСМ могли быть среди всех категорий, включая заключённых.
Удивительно другое, почему нас не смущает само наличие всех этих категорий, а особенно категории «вольнонаёмные». Надо полагать, что только они оказались здесь по доброй воле в отличие от всех остальных. И это происходит вроде бы не в рабовладельческом Риме, а в России 20-го века. Мы привыкли мыслить порочными стереотипами и забыли, что иной категории среди людей любых профессий и быть не должно. Что строить дома, заводы, города должны не комсомольцы или заключённые, а строители. За деньги, по найму. И только это нормально. А всё остальное — нет. Тогда бы у нас среди категорий были бы только каменщики, бетонщики, маляры и т.д.
Краевед Белоглазов в своей статье «Строители Комсомольска — кто они?» вспоминает городские дискуссии 90-х годов, когда стала более доступной информация о ГУЛАГе, появились публикации другого краеведа — Марины Кузьминой, о заключённых. Тогда было две полярности во мнениях. Первая — официальная, которую представлял ещё живой писатель, первостроитель Геннадий Хлебников, вторая — сторонников краеведа Кузьминой, которые говорили, что Комсомольск — место проклятое, город не перспективный, а его появление — результат волевого решения тоталитарного руководства страны.
Наверное, в 90-е такая риторика действительно была. Но думаю, что сейчас нам надо отойти и от одной, и от другой позиции. Глупо верить вранью многих советских книжек о Комсомольске и его строителях, но и считать город гиблым местом вовсе не обязательно. Ведь сам же краевед Белоглазов пишет о том, что село Пермское часто попадало в объектив внимания ещё царского правительства, которое также планировало построить здесь и различные заводы, включая судостроительный, и развивать у нас железнодорожную логистику. Так что место у нас и хорошее, и перспективное. А строил Комсомольск тот, кто его строил. Жаль, что среди них не все были действительно свободными людьми. Что, собственно, не должно мешать нам становиться свободными сейчас.
И сколько же ему лет?
Мой завершающий вопрос продолжает иметь свою актуальность: сколько лет Комсомольску и почему? Краевед Белоглазов ответил на него так:
— Это смотря как считать. Если со Дзёмог, то надо уже с 1709 года. Если с почтовой станции, то с 1858-го. Если с Пермского, то с 1860-го. А потом с рабочего посёлка. А потом с города. Лично мне всё равно как. Пускай будет как есть. Если мы начнём переименовывать… Мы и так этим слишком увлеклись.
В завершающем тезисе Белоглазов, безусловно, прав. За советские годы было переименовано очень и очень много. Но вот позиция «всё равно» мне как начинающему краеведу не близка. И, как я уже отметил, именно село Пермское показывает нам сейчас наши перспективы, именно его расположение в том месте, где мы продолжаем жить до сих пор. Время и пространство и делают из нас людей. Давайте помнить это.
Антон ЕРМАКОВ
