Организаторы литературного конкурса «Проба пера» наградили призёров первого этапа. Знакомим читателей с каждым из них, предоставив авторам право самим рассказать о себе.
Сергей Шушканов, директор компании, диплом 1 степени за лучшее прозаическое произведение:
На старости лет (конечно, Сергей шутит — старым его назвать трудно даже при желании — прим. ред.) я решил написать книжку. Чтобы понять, понравится ли она читателям, я взял одну из глав, адаптировал её под условия конкурса, и выслал в редакцию.
«Закат»
До сдачи доклада по истории оставалось, всего несколько дней когда Амира, не без помощи отца Сашки из четвёртого блока наконец получила доступ к архиву станции. Несколько ловких движений и файл, с фамилией её прадедушки, уже развернут на весь экран.
— Понеслась. — сказала Амира, плюхаясь на диван, по пути хватая второй планшет для записей, плед если станет холодно и кота если станет страшно.
Глаза тинейджера быстро забегали по тексту с заголовком «Стандартный опрос переселенца № 1024, Соколов Сергей Михайлович, 2002 г.р.», а в планшет для записей полетели выдержки:
«На официальном канале новостей рыдающая ведущая объявила, что хепи-энда не будет, это конец и нет никаких шансов. Мы все тогда шутили про соль и спички, потом дрались за последнюю гречку в „Самбери“, потом убивали за несколько грамм любой крупы. Всё вокруг исчезало, как по щелчку: социальные сети, электричество, продукты, транспорт, друзья…»
«Фильмы про конец света оказались, детсадовской постановкой на утренник. Уже к зиме 2032-го, город был завален трупами. Можно было бежать или ехать в любую сторону, везде вас ожидал один и тот же страшный музей человечества из разлагающихся фигур…»
«Мне всё казалось невероятно сказочным сном, который настолько затянулся, что тебе уже совершенно не страшно, ты просто проходишь ежедневный квест поиска еды и места где можно переночевать. Главное правило — избегать людей. Каждый стал сам за себя…»
«Наверное весной небо потемнело. День стал мало отличаться от ночи. Бесконечные сумерки, двадцать четыре часа в сутки. Спустя ещё месяц полил очень странный дождь. Он так и не прекратился до самого отлёта. От него невозможно было спрятаться, он был как туман гонимый ветром то к земле, то от земли, то параллельно ей. Всё стало сырым и холодным…»
«В день когда услышал сирену, она была так далеко, что поначалу я принял её за звон в ушах. Примерно через час снова гудит, но звук был громче и приближался. Открыв окно, я увидел множество огней от колонны машин ползущей по направлению к городу со стороны Амурского моста. То и дело колонна останавливалась для того, чтобы освободить проезд от брошенных автомобилей и включить сирену…»
«В карантине, было человек тридцать. Всё что осталось от города. Все смотрели в пол и не разговаривали. Помню, что из динамика рядом с дверью, немного нервно звучала музыка, а ей в такт, моргала лампочка на стене. Я подумал — может быть это и есть смерть и не та ли это дверь за которой ждёт страшный суд? Но за дверью оказался, душ, долгая дорога до „Восточного“, а там два месяца в госпитале и столько же на подготовку к полёту, никаких лотерей и медкомиссий, отправляли всех. Мы не спрашивали куда, они не спрашивали как мы выжили…»
«Всё вокруг тряслось и гудело и казалось, что это никогда не кончится, кто-то кричал, кто-то плакал но большинство, застыв как памятник, безмолвно сверлили взглядом затылок соседа спереди. За два года скитания, ты столько раз думаешь о смерти, видишь её вокруг и сам становишься смертью, что мысли о том, развалится ли этот высокотехнологичный ковчег с сотней счастливцев на борту, уже не сильно тебя волнуют…»
Амира отложила планшет, закуталась в плед и обняла кота.
Наталья Ивлиева, диплом 1 степени за лучшее стихотворение:
В школе увлечение поэзией мне помогало справляться с теми предметами, с которыми у меня были проблемы. Выступая на химических и географических научных конференциях, я перекладывала доклады на стихи. Учительница химии была просто поражена и ставила мне пятёрки, а директор называл меня Ломоносовым в юбке.
«Всё однажды должно повториться»
Там, где море шумит у причала,
И бескрайние дали вокруг,
Я однажды тебя повстречала,
Мой далёкий и призрачный друг.
Говорил мне о сказочных странах,
О неведомой прежде земле.
А затем, словно в дымке туманной,
Силуэт растворился во мгле.
День и ночь пролетали, как птицы,
И душа потеряла покой.
Всё однажды должно повториться,
Мы увидимся снова с тобой!
Море злилось, волнами плескало,
Гнев небесный срывая подчас.
Лишь закат ослепительно-алый
О грядущем поведал рассказ.
Солнце встало на утреннем небе.
Алый парус явился, как сон.
Сон, похожий на ласковый ветер,
На мечтания юной Ассоль.
Анатолий Босов, пенсионер, диплом 3 степени за лучшее стихотворение:
Сколько себя помню, всегда был редактором стенгазеты — то школьной, то заводской. На работе ограничивался эпиграммами к фотоснимкам, но однажды моё стихотворение опубликовала газета «Дальневосточный Комсомольск», и с тех пор решил всерьёз заняться литературным творчеством.
«Родная сторона»
Где-то есть безоблачная даль,
Где-то черноморская кефаль,
Древняя Таврида оживает
И свои преданья открывает…
А преданья — это ведь рассказ
О Былом, но с чуточкой прикрас.
Горы Митридат и даже Кошка
Мифами наполнены немножко.
А рядком с Тавридой есть Колхида,
Красотою тоже не забыта,
И, порой, там в океане лет
Видится «Арго» нам силуэт…
А вот тут удавкой из цепей,
Был к скале прикован Прометей.
Гнев и Зевса ослепить сумел,
Огнедарец мучился, терпел…
Много есть чудес на белом свете,
Только дом родной один нам светел…
Край у нас суровый — это да:
Горы, море, сопки и тайга.
Но ещё есть гейзеры, вулканы
И калуги — рыбы-великаны!
Тигры, барсы и медведей тьма,
Да ещё — суровая зима.
Зимний лес — как сказка или сон,
Вальс снежинок и сосулек звон,
В нём душа вдруг дрогнет и замрёт-
Берендей здесь правит хоровод!
А ещё на краешке земли
В океане видим корабли…
И прикрыл весь этот край родной
Неба зонтик сине-голубой!..
Юрий Николаев, дипломы 2 степени за лучшее прозаическое произведение и лучшее стихотворение:
Первые мои стихи, написанные в 10 лет, мама унесла в газету. Их не только напечатали, но даже выплатили мне гонорар. Михаил Асламов мне однажды сказал: «Не надо распыляться, Юрочка, пиши что-то одно — либо прозу, либо стихи». Но я так не могу. Тянет самовыражаться в обоих жанрах.
«Музыка вне»
Нельзя категорично утверждать, что я закоренелый меломан. Таких как я сотнями бродят по улице с отрешённым взглядом, иногда кивая головой в такт музыке. Нас легко узнать по проводам, зловеще ползущим из кармана или ворота одежды прямиком в мозг…
Кажется, была суббота. Я плёлся домой с набережной, впитывая в себя запахи уходящего лета и музыку, ненавязчиво урчащую из наушников моего смартфона. Может быть, это был Эминем, неважно. Важной в тот час была гроза, мрачно надвигавшаяся откуда-то из глубин космоса, томными раскатами предупреждающая о своём прибытии. Небо потемнело. В наушниках почему-то возникла Ванесса Мэй с её надоевшей «Летней грозой» Вивальди. Это было странным совпадением, и я немного наслаждался этим, попутно прикидывая с кем можно было бы поделиться сим забавным фактом.
Молнии, подобно вспышкам ярких неонов ночного клуба, рассекали мутный купол неба, и в этом вселенском концерте они были одним целым с Ванессой. Местами я даже не понимал — где звучит гром в динамике моего старенького телефона, а где он вступал в реальности.
Если бы в тот момент у меня были бы прикрыты веки, я всё равно бы, наверное, вздрогнул и всем нутром содрогнулся от этой вспышки. До белизны яркий огненный всплеск ослепил меня. Через мгновение громыхнуло так, что ноги предательски подкосились, и я рухнул куда-то в сырые до отвращения заросли…
Немного нервно звучала музыка. Уже другая. Гроза Вивальди не вынесла испытания подлинностью. Я находился параллельно небу и, не отрываясь, смотрел на догорающий ствол дерева над моей головой. Страха не было, было ощущение причастности к профессионально выполненным спецэффектам. Не более того.
Вокруг меня стояли люди. Я скосил свой взгляд, не желая мириться с мыслью, что стал центром их внимания. Всё казалось невероятно сказочным сном. Потому что я совершенно не слышал их. Не то чтобы совсем. Я слышал, но не слова, не крики, не восклицания и оханья. Я слышал музыку. Странную, без мелодии, как будто какой-то оркестрик настраивал инструменты. И это было страшно, потому что оплавленные провода наушников я до боли крепко сжимал своими онемевшими пальцами…
Доктор был фаготом. Так я его слышал. Как, впрочем, и остальных. Он важно поскрипывал какую-то унылую мелодию, вяло приоткрывая рот. Иногда нежной флейтой ему вторила медсестра, стоящая за его спиной. Когда мне это надоедало, я закрывал ладонями уши и просто отворачивался к стене. Приходила моя девушка. Она почему-то звучала соло-гитарой в миноре. Заплаканная мама, поглаживая тёплой ладонью мои волосы, успевала за время своего визита исполнить целый скрипичный концерт.
Сегодня я впервые встал и подошёл к окну. Долго всматривался в суету улицы, боясь услышать привычный шум, потом резко настежь распахнул раму. Джаз. От вкрадчивого плача до зашкаливания децибелов. И, казалось, что это никогда не кончится.
Мир перестал быть привычным. И я не знаю, плохо ли это. Просто музыка отныне звучала не во мне, музыка жила вне меня.
А впрочем, может быть, она всегда так и жила.
«А был бы я писатель и поэт…»
А был бы я писатель и поэт —
Я б каждый день писал тебе сонет
Или роман, или простой рассказ,
Писал бы обязательно про нас,
О том, что я живу, тобой дыша,
О том, что переполнена душа,
Когда я твой увижу силуэт,
О том, что ты — мой мир, мой бог, мой свет,
О том что море, гнев смиряя свой,
Щенком у ног ложится пред тобой,
О том, что мы встречаемся во сне,
И ты ладонь протягиваешь мне,
И мы взлетаем ввысь рука в руке,
И исчезаем где-то вдалеке…
Как жаль — я ни писатель, ни поэт,
И слов таких во мне прекрасных нет,
Но я об этом вовсе не скорблю,
Я просто молча каждый миг люблю.
