Смотреть этот спектакль нужно не дыша и не моргая. Чтобы не пропустить чего-нибудь очень важного. Очень страшного. Или очень-очень красивого.
Странности жанра
На большой сцене театра драмы премьера – работа молодого режиссёра из Санкт-Петербурга Егора Закреничного «Леди Макбет Мценского уезда» по знаменитой повести великого русского писателя Николая Лескова. Жанр спектакля обозначен как «гранж». В переводе с английского grunge значит «грязь», «надрыв», «неприятность». Обычно этот стиль в искусстве, моде, музыке встречают с недоверием и непониманием, особенно старшее поколение. Оно и понятно, гранж – дерзкий вызов, бунт, протест против традиций, свобода от любых условностей.
Отношения театра и отражаемой на сцене действительности всегда достаточно сложны. Даже в самой реалистичной постановке режиссёр отбирает, выстраивает и ограничивает то, что он видит в пьесе так, как ему необходимо для создания полноценного образа. Что уж говорить о театре авангардном, гранжевом, когда вместо бытовых подробностей – метафоры, а вместо персонажей – аллегории. Следить за всем этим, разгадывать символы и знаки безумно увлекательно. Иногда – жутко смешно, иногда просто жутко.
Символы и знаки
Лесковский сюжет «Леди Макбет» всем известен своим кошмаром: сначала скука смертная, потом сумасшедшая любовь, безумная страсть, сговор, убийство, убийство, убийство, расплата. И ещё убийство.., а за всеми этими страстями наблюдает челядь. Прислуга, дворня, на которую и внимания-то никто особо не обращает… Но, как «короля делает свита», так и здесь – вечно лузгающая семечки, раболепствующая толпа в курсе всех событий, мыслей, чувств и разговоров, всё видит и знает. А семечки – это не просто «семена подсолнечника», нет. Это символ мироздания. Символ жизни. И смерти. Изобилия, плодородия, солнцеворота и… тщеты всего сущего. Труха. Шелуха. Мусор…. А сапожки щёгольские, хромовые – уж и не просто сапоги, а судьба, которую и не снимешь, всё, попался… А вОроны уже вьются, а собаки уже воют по покойнику, а блохи уже кусают… Абсурд.
Блоха – причём тут блоха? Тревожащий фактор? Не дающие уснуть навязчивые мысли? Ночные кошмары? Вот те самые примеры, когда образы превращаются в знаки, у которых есть значения, но которые не требуют, чтоб за ними стояла реальность. Да и как же Лесков без Левши, что блоху подковал?
Параллели сюжета
Лесков в название сочинения поставил имя шекспировского персонажа, трупами проложившего себе дорогу к власти и богатству. Убийства, страсть, наследство, власть, предательство – шекспировская драматургия, и она перенесена Лесковым в российский уезд, на нашу исконную почву, отчего история становится ещё более леденящей душу.
Мы видим влюбленную женщину, которую обуяла страсть и уже ничто не может остановить её, когда она решает, что супружеские узы не должны стоять на пути её счастья. Мы видим, как жертва безжалостных манипуляций отвечает злом на зло и сама становится воплощённым коварством, всё глубже и безвозвратней погружаясь в пучину кровавого безумия. В тексте Лескова скука и страсть – две движущие силы повествования. Поистине, праздность – источник всех несчастий. Томится, мается молодая статная красавица Катерина в пустом богатом, опостылевшем ей купеческом доме…
Ой, а это у нас кто «в красной, эх, рубашоночке, хорошенький такой»?!? Молодой смазливый приказчик Серёженька, да с рельефной мускулатурой, да по сравнению с суровым старым мужем – конечно, любовь! Любовь, внезапно настигшая её – яростная, грешная, первобытная, сметающая на пути всё, включая чужие жизни. «Кто начал злом, тот и погрязнет в нём». И даже тем, кто не читал Лескова и не знает сюжета, становится ясно, что здесь не будет хэппи-энда, не будет иллюзорной надежды на благополучный исход, только настоящее распутство, страсть, предательство, боль, гнев и смерть, смерть, смерть. Очередное осознание жесточайшей натуры человеческой и… музыка, которая спасает. И поэзия, которая выручает. И свет, много света. Великолепная игра светом, который то выбеливает и без того белое, то контражуром подчёркивает выразительный силуэт, то мягким снегом ложится на грехи наши тяжкие. В спектакле много талантливого, поэтического, завораживающего. Стильного и крепкого. Может, и не стоит анализировать, иногда так здорово поддаться созерцанию и чувствам.
Секреты соавторства
Я не буду поимённо перечислять актёров и описывать их игру. Два состава работает, это много народу, выделять кого-то не хочу, потому что классно работу свою делают ВСЕ. Любые описания бессмысленны, слова здесь бледны и бессильны. Потому что в этой работе актёры нашей труппы превзошли сами себя. Они снабдили режиссёра массой недостающих деталей, импровизаций и блестящих актерских этюдов, став полноценными соавторами спектакля. И никто не увидит их синяков, не узнает об их растянутых лодыжках и вывернутых запястьях. А также о грыжах позвоночника и о том, что за гадость они там кладут под язык, чтобы восстановиться.
Только про Виктора Пушкина, заслуженного артиста России и народного артиста Хабаровского края не могу смолчать. Кого он играет, как думаете? Старого приказчика, рассказчика? Да это же сам Сергей, вернувшийся с каторги. Он-то остался цел, невредим. И теперь, на склоне лет, вспоминает… какая женщина ему досталась, эх, какая женщина. Ведь всё могло быть по-другому. А он все профукал, прозевал, и остается теперь только сожалеть и каяться… И эти красные черевички у него на ногах – единственное напоминание, что осталось от щегольского красного кафтана с позументами, в котором он гарцевал по молодости. Такая вот закольцовка, такие вот режиссёрские секретики.
Режиссеры, они такие…
…непредсказуемые. Парадоксальные. И тоже немножечко того — странные. С Егором мы беседуем накануне его отъезда в Питер, сразу после премьеры, и он очень, очень, очень грустный.
– Егор, что за вселенская печаль в глазах? Публика аплодировала стоя, всё получилось, чего ещё желать?
– Мне очень у вас понравилось, и я не хочу уезжать. Нет, я, конечно, хочу домой, к жене и дочери, но с вашими актёрами я бы ещё что-нибудь с удовольствием поставил. Они потрясающие, чудесные. Полюбил их сильно. Музыкант Петя Нортон – вообще мой брат. А вчера поссорился со всеми, разругался вдребезги… Потому что так легче будет уехать. Я мечтал о том, чтобы актёры в себя поверили, я бы жаждал искоренить в них уныние. Это самый страшный грех, лучше уж себя возненавидеть. Один человек, пребывающий в состоянии уныния, уничтожает всю энергию вокруг.
– Кроме борьбы с унынием, какого конечного результата вы ждёте от этой работы? Например, до этого про вас говорили: «Закреничный, который у Серебренникова в фильме «Лето» эпизод сыграл». Или – «Закреничный, это тот, что про Гогена в прошлом году спектакль в Питере сделал». А теперь чтобы говорили: «Аааа, это тот Закреничный, что в Комсомольске «Леди Макбет» поставил»?
– Да, очень хотелось бы именно этого. Такой уж я тщеславный эгоцентрист. Когда мне позвонили, пригласили и сказали по телефону: «Приедешь – будешь ставить «Леди Макбет» Лескова», я ужаснулся. Как её ставить? В ней же нет Бога! Хотел отказаться. Стал вчитываться. Нашел-таки: «Она шептала, она пыталась вспомнить слова молитвы…». Тут меня и пробило. Это же спектакль не про убийства, не про смерти, спектакль про мечту. Про женщину, которая мечтала стать матерью. Обрести душу. А чтобы это сделать, надо пройти рай, в котором ад. И ад, в котором есть рай. Ну, сейчас, после премьеры, месяца три я буду растением. Надо подкопить энергии – книги, музеи, фильмы, друзья, путешествия. Это необходимо, чтобы подзарядиться на новую работу.
– И когда вы поёте Цоя, вы тоже накапливаете, это входит в процесс подзарядки?
– Мне кажется, я не пою, а жалуюсь. Я так плачу.
История с песней «Я посадил дерево» такая. Было это 15 августа, когда вся страна отмечала день памяти Виктора Цоя, тридцатилетие со дня его гибели. Тогда я впервые услышала, как Егор её исполняет. Тихим голосом, глядя прямо перед собой:
Я посадил дерево.
Я знаю — мое дерево в этом городе обречено,
Мне кажется, что это мой друг.
Мне кажется, что это мой мир,
Мне кажется, что это мой сын.
И я сразу подумала тогда: «Это же он про свой СПЕКТАКЛЬ! Про эту адову работу, которая поглощает всего человека без остатка, которая занимает всё его время, включая сон; про все эти муки и сомнения. И, конечно, рождение спектакля можно сравнить и с рождением сына, и с другом, и с целым миром». Но неужели останется он не понятым, не оценённым по достоинству? Не востребованным? Неужели в нашем городе всё свежее, необычное и новаторское обречено? Мне кажется, что периодически всем нам полезно выходить за рамки обыденного, ёжиться от сценического холода, по волосок от гибели бояться дышать, чтобы ощутить свою силу и устыдиться слабости, чтобы чуть подрасти внутренне и задуматься о вечном. И театр – как раз то место, где всё это возможно. Ещё раз с премьерой всех.
Материал подготовила Татьяна Чанова
