Как правило, воспоминания раннего детства очень смутны и сопровождаются картинками домашнего быта. Архангельск, Поморская улица, 62, одноэтажный дом с мезонином, отдельная большая комната с высоким потолком, два окна и огромная русская печь с лежанкой, на которой можно было спать. Такие образы возникают в памяти Павла Лукича ФЕФИЛОВА, одного из самых известных жителей Комсомольска-на-Амуре, писателя-краеведа, члена Союза художников России, профессора Дальневосточной народной академии наук, почётного члена Географического общества России.
Самые яркие воспоминания детства Павла Лукича – это дома русского Севера. Большие семьи, которые собирались во дворах за общим столом с самоваром и угощениями.
— Народ не голодал, были все продукты. Рядом река Северная Двина, по берегам – деревни одна за другой, рынок. Покупали турнепс, репу, брюкву, закладывали в чугунки без воды, накрывали крышкой и запаривали в русской печи. Делали патоку. Рыбачили, река была богата рыбой. В нашей семье было три плавсредства. Парусную яхту отец построил прямо во дворе. Доходили на ней до взморья.
Павлу Лукичу было семь лет, когда не стало отца. Кадровый офицер, он в гражданскую воевал в Белой армии, после войны работал преподавателем физики в школе. Арестовали ни за что – контрреволюцию на Севере пришивали всем подряд. Команды деятеля ВЧК Михаила Кедрова и его последователей мели всех подряд. Бывало, на целые улицы ни одного мужика не оставляли.
— 12 декабря 1937 года были первые выборы, в этот день я водил слепого соседа голосовать, помогал бюллетень опустить в урну, а 17 декабря ночью приехал «воронок» и забрали отца. Накануне соседа — зоотехника дядю Семёна забрали, он на баяне играл «Боже, царя храни». Репресссий абсолютно не ожидалось. Даже в 1936-м ничего не предвещало таких массовых арестов. Буквально всех мужиков забрали. На нашей улице остался бывший партизан дядя Лёша. Он, один уцелевший, как предводитель улицы был, помогал нам выжить, булочки развозил по магазинам. Мы пацанами подрабатывали грузчиками, помогали семьям.
— В конце 1930-х годов в стране развернулось строительство лагерей для репрессированных. Как это чувствовалось в Архангельске?
— В городе лагерей не было. Единичные заключённые привлекались к земляным работам. Но такого количества, как в Комсомольске, не было, здесь зэки отрядами, с оркестром по улицам ходили. Японцы пленные, бывало, идут и горланят: «Волосяя-еевские дни!».
Лапта и Динки-джаз
— Какие были развлечения? Игры, кино?
— Да сколько хочешь! В кинотеатры ходили, как к себе домой. Билеты недорогие. Помню, популярную комедию 1940 года «Джордж из Динки-джаза». В войну очень популярны были фильмы о солдате Швейке, военные сборники.
В «чижика» играли, лапту. Я до сих пор собираю конфетные этикетки. Одна из моих коллекций отдана городскому Музею изобразительных искусств Комсомольска-на-Амуре. Там есть очень редкие этикетки, экземпляры дореволюционных конфетных изделий. Обычно подбирал по тематике: «Северный полюс», «Северный Ледовитый океан», по странам мира: Англия, Франция. Это развивает и географию, и знание бизнеса, названия компаний.
У кого работа, у того и хлеб
— А что насчёт карманных денег?
— Я ставил на деревьях ловушки, ловил птиц и продавал. Певчие птицы ценились — 5 рублей штука. Раньше в России было принято держать певчих птиц. Взять того же Ивана Николаевича Крамского — у него на эту тему работы есть. Птиц держали в сенях, где воздуха больше.
— На пять рублей что можно было купить?
— Ну, например, кружка пива стоила 20 копеек. Мы иногда смешивали с ним мороженое. Кружку хлопнул и до обеда сытый.
— Это же алкоголь!
— Пиво считалось жидким хлебом, и даже детям не возбранялось его пить. У нас на Севере это было обычным делом, к тому же пиво было другое, настоящее, не как сейчас. Была культура потребления, всё в меру, не злоупотребляли.
Кроме того, архангельские подростки занимались извозом — возили пассажиров в распутицу через Северную Двину с железнодорожного вокзала в город. В пять утра со своими санями встречали поезда, грузили вещи пассажиров и шли через реку обязательно на большом расстоянии друг от друга, чтобы не провалиться под лёд.
— Этот извоз был очень рисковым и опасным делом. У меня были длинные жёлтые нарты, они выделялись среди саней, это помогало привлечь богатых пассажиров. Отработав утром, мы шли на занятия, кто в школу, кто в техникум, уже изрядно подзаработав.
А как-то нам, курсантам, выдали стипендию за два месяца — 44 рубля. Я пришёл в скупочный магазин, а там солдат сдаёт трофейный немецкий фотоаппарат. Я купил и стал снимать. В бане проявлял, печатал фотографии. Плёнка «Кодак» стоила 20 копеек. Купи проявитель, закрепитель, бумагу и всё, печатай. Всё было доступно. Шесть фотографий 6х9 – 30 рублей. Я хорошо зарабатывал.
Школьные годы
— В школе форма, питание были?
— Школьной формы не было. Позднее появилась. Первый год отучился, и школу забрали под госпиталь. Нас перевели в другую — №4, возле памятника Петру I. Сами дрова пилили, помогали печки топить. Печи большие, «голландки», некоторые обшиты металлом. В классе 36 человек. До войны учеников не кормили, во время войны выдавали шаньги. Каждому полагалось полшаньги из серой муки. Староста или классный руководитель скажет, я беру противень и иду, мне выдают шаньги. Порезали, разобрали.
Как только война началась, первый год мы голодали. По льду через Северную Двину ездили в деревни, покупали там картошку, заматывали в шубы, чтобы не замерзла, и таскали на санях.
— А как же советская романтика? Чкалов, Челюскин?
— Конечно, чувствовалась. Мы всех встречали, полярников, Папанина, это был 1938 год.
— Если судить по газетным статьям, довоенная жизнь советского общества оказывается предельно напряжённой и динамичной. Было ли понимание, что война — неизбежна?
— Нет. Всё было спокойно. Работали, учились. «Бумажники» — студенты Архангельского лесотехнического института — ездили на практику за границу, в Швецию.
Война и голод
— Павел Лукич, каким запомнился вам день 22 июня 1941 года?
— Сразу началась мобилизация. Вижу, сосед дядя Петя собирается, а Вовка, его сын, мы вместе играли, говорит, что отец уходит на войну. Смотрим, он пошёл, с соседнего двора кричат: «И мой сейчас пойдёт!». Женщины перекликаются через улицу: «Мой тоже собирается!».
Вышел указ — арестовать все радиоприёмники. В каждом доме принялись делать запасы спичек, соли, муки, махорки.
Цены поднимались постепенно. И в войну очень выручали продовольственные карточки, они обеспечивали минимум. На одного иждивенца полагалось 300 граммов хлеба в день. Сахар, рыба, мясо — норму не помню, но всё можно было получить. Мама меня спросила, куда бы я хотел идти учиться? Я хотел стать кинооператором, а она говорит, пойдёшь туда, где больше продкарточки. И я пошёл в Морфлот. Там выдавали по 600 граммов хлеба каждый день.
Кроме того, сушили картофельные очистки, потом перемалывали в мясорубке, добавляли немного муки и пекли драники.
В военное время Главсевморпуть начал бесплатно распределять по семьям добытых тюленей. Паша брал нарты, на Севере все семьи их имели, и шёл к складам, где с помощью мужиков заваливал на нарты тюленя и волок домой.
— Мясо тюленя коричневого цвета, есть можно. Не такое вкусное, как телятина, но ели, суп варили. Когда снимаешь шкуру тюленя, там сало толщиной 25 сантиметров светло-лилового цвета, колышется, как студень. Вкусом напоминает рыбий жир. Подсолишь и ешь. Хлеба не хватало, так мы ели просто так или с картошкой. В войну тюлени выручили народ очень сильно.
В 2010 году в Архангельске на набережной Северной Двины установили памятник «Тюленю — спасителю жителей Архангельска и блокадного Ленинграда».
Он этого достоин — верьте!
Когда к нам шли враги,
Он многих спас в тылу от смерти,
От пагубной цинги…
В. Жилкин
С августа начались налёты немецкой авиации, а 1 сентября в Архангельск пришёл первый арктический конвой «Дервиш» с грузом по ленд-лизу. В городе появились американские и английские моряки. Они держались своих миссий, всё-таки военное время, везде советские патрули, по ночам ходить не положено.
С 1943 года Паша Фефилов — ученик рулевого на речном флоте. 13-летнего подростка направили проходить практику в рейдовый флот Главсевморпути. Водили плоты по Северной Двине, работали кочегарами, стояли вахту 4 часа через 4 – это очень тяжёлая работа.
— Самый голодный год – 1947-й. Мы на практике в Северодвинске, староста группы, фронтовик, говорил: «Утром едим, что придётся, обедаем в заводской столовой, вечером – рыба, за рыбу отвечает Лукич, он самый лучший рыбак».
И я шёл на пирс или забирался на полузатопленные баржи, ловил навагу на всех. Вечером варили уху, и вот так выживали.
На долю детей войны выпало немало забот, в основном хозяйственных, таких как пиление и колка дров, топка печей, подвозка воды, работы на огороде, заготовка сена.
Павел Лукич вспоминает, что время было тяжёлое, но никто без дела не сидел. С сентября начали повторять уроки прошлого года, затем пошли уже нормальные учебные занятия. В первые месяцы войны возле драматического театра был установлен сбитый немецкий самолёт, чтобы все видели и понимали, враг будет разбит, победа будет за нами.
Евгений СИДОРОВ
