Четвёртого февраля 2023 года Евдокия Петровна Коршунова отметила 90-летний юбилей со дня рождения. За плечами у неё нелёгкая жизнь.
На долю этой женщины выпали голодное детство и тяжёлый труд, но, несмотря на это, она остаётся светлым, жизнерадостным человеком и старается не поддаваться болезням и недугам.
Евдокия Петровна Коршунова (Полтавец) родилась в 1933 году в Новосибирской области в селе Комарье. В Сибири её семья надеялась спастись от страшного голода в Поволжье, но и на новом месте нужда по-прежнему не отпускала их, и часто, чтобы накормить маленькую Дуняшу, бабушка разминала траву, заворачивала в тряпку и давала ей как соску.
— Как ты выжила на траве — не пойму, — удивлялась она впоследствии.
Когда Дуне исполнилось три года, семья решила переехать в Комсомольск, в то время вербовщики заманивали народ на Дальний Восток большими заработками и сытой жизнью. Измотанным крайней нуждой и хроническим недоеданием людям далёкий край казался землёй обетованной.
В 1936 году семья Полтавец приехали в Комсомольск-на-Амуре. Отец, мать, бабушка и восемь детей мал мала меньше.
— Мне было три года, и помню только, что ехали в переполненном людьми общем вагоне, — рассказывает Евдокия Петровна. — Народ вокруг бедный, с мешками, деревянными чемоданами. И ещё помню, меня почему-то просили плясать, за это получала угощение — кто кусочек сахара даст, кто сухарик. Получается, с трёх лет я начала себя кормить.
В Комсомольске они поселились в районе Старой площадки, за большим промышленным холодильником располагалась улица, которая называлась Рыббаза. Семья Полтавец стала первой из приезжих, кто начал там строиться. Поставили небольшой дом, рядом другие стали селиться.
Война
— Помните начало войны?
— Я была в школе, на уроке зашла учительница и сказала, что на Советский Союз напала Германия. Не было ни радио, ничего. На улице репродуктор на столбе, возле него люди собирались и слушали.
Отца призвали в самые первые дни, и через некоторое время пришло извещение, что Пётр Иванович Полтавец пропал без вести. На далёком Амуре практически без средств существования остались четверо мальчишек, четыре девочки, мама и бабушка.
— Я ходила в школу, которая находилась в совхозе, — вспоминает Евдокия Петровна. — Когда нам пришло извещение на отца, а тогда считалось, что, если пропал без вести, значит сдался в плен. Как же нас унижали: «Дети предателя, дети предателя!». Даже взрослые выговаривали: «Наши отцы погибли, а ваш – предатель!». Оскорбляли в основном дети. Поток брани и ругательств невозможно было вынести. Я училась в четвёртом классе и бросила школу, замкнулась в своей скорлупе, не стала даже из дома выходить.
— А разве учителя не интересовались, почему вы в школу не ходите?
— Тогда никому ничего не надо было, каждый сам за себя, только бы выжить. Никто не приходил, не беспокоился, ну бросила и бросила. Я даже в пионеры не успела вступить.
Выжить любой ценой!
Восемь детей, мама и бабушка были вновь поставлены на грань выживания. Сажали картошку и ещё весной собирали на совхозном поле гнилой картофель, пекли драники.
— Рыбу ловили. Взрослых не было, мы маленькие, что поймаем, то и ели. Мама после операции была нетрудоспособной, бабушка старенькая. Конечно, были и человечные люди. Помогали, выручали.
По карточкам нам выдавали 200 граммов хлеба, который и хлебом было трудно назвать, под коркой блестела вода, и был он больше похож на глину. Бабушка соберёт все пайки в ведро воды из Амура и варит. Получается клейкая масса, вот такую похлёбку и ели.
У кого отцы были на фронте, семьи получали деньги, за погибших выплачивали, а нам ни копейки. Конечно, у кого семьи были поменьше и им что-то платили, они ещё могли жить.
— Евдокия Петровна, какие ваши самые яркие воспоминания детства?
— Только плохое, хорошего не могу вспомнить. Голод, холод, оскорбления за отца. Одни резиновые сапоги на всех. Из школы один приходит, второй надевает и идёт. Зимой дома сидели, одежды не было, чтобы на улицу выходить.
После некоторого размышления Евдокия Петровна всё же вспоминает и счастливые моменты:
— Помню, до войны отец развозил на лошади товары по магазинам, и коробка конфет-карамели слиплись от жары, и их списали. Он принёс коробку домой, и мы сначала плясали вокруг стола и только потом стали есть. Ещё как-то весной картошку искали в поле, и старший брат ботву убрал, а там ведро картошки, кто-то уже собрал, спрятал и видимо, забыл место. Как мы танцевали вокруг ведра, столько радости было!
Игры голодных детей
Летом дети собирались на берегу Амура, играли в лапту, купались и всё время искали что бы поесть.
— Бывало, бежишь домой, думаешь: корочку хлеба бы съесть, а дома нет ничего, и опять на Амур. Помню, я до того хотела есть, что была готова поесть хлеба с молоком и умереть. Такая моя мечта детства. Старшая сестра Катя вообще опухла от голода, не вставала с постели, практически у всех был рахит. Голод нас так изуродовал, что страшно было смотреть. Из нашей семьи трое умерли сразу после войны.
Как-то раз мы пошли на совхозное гороховое поле, мне лет шесть было, брату Коле четыре, и сосед Володя Долгушин, ему лет восемь. Надо было нарвать горох и домой бежать, а мы ходим и едим, и тут вдруг объездчик на коне. Меня с братом не тронул, а Володю избил кнутом в кровь!
Много людей умирало. У Володи, с которым мы горох на поле ели, старший брат работал на авиазаводе, пошёл на работу, упал и умер от голода.
Кому война…
— На нашей улице стоял 31 дом, и только в одном был мужчина, остальных всех забрали, и все погибли. Сосед Егор имел броню, и на него все женщины — тридцать человек! — работали, огород возделывали, копали, обрабатывали, урожай снимали. Так они разбогатели за войну, отстроили огромный дом. Корова у них была. Жена Егора, Фёкла, наняла моего братишку Колю их корову пасти.
Рано утром пятилетний Коля отводил корову на выпас и весь день на жаре, в окружении комаров и мошки, голодный, смотрел за ней.
Вечером пригонял, и ему платили – давали кусочек хлеба с пол-ладони и чекушку молока.
— Егор так в открытую и говорил: кому война, а мне мать родная! Ещё у соседей дочь работала на авиазаводе в столовой, и как-то раз она мне булку хлеба дала, и это во время войны! Хорошо было тем, кто где-то работал, на мясокомбинате или хлеб выпекал, начальство не бедствовало.
«Ту заводскую проходную…»
В 14 лет Евдокия пришла на авиационный завод. Выучилась на токаря, но станочницы из неё не получилось: рост маленький, и, хотя к станку стелили стеллажи, даже тогда она едва доставала до патрона.
— Хорошо у меня был сосед по станку Володя Галембиовский. Сколько лет прошло, а я помню. У него была броня, токарь-ас. Так он свою работу сделает и большую часть моей. Утром подготовитель приходит, а у меня всё готово.
Работали на заводе в три смены, что взрослые, что дети. Общественного транспорта не было, ходили пешком. Можете себе представить, девчонке 15 лет, и она идёт на работу зимой, в третью смену.
Поработав на токарном станке, Евдокия выучилась на крановщицу и всю жизнь — 40 лет — проработала на кране, сначала на авиазаводе, затем в отдельном цехе за территорией.
Хлебное время
В 50-х годах жизнь стала потихоньку улучшаться, отменили карточки, в свободной продаже начали появляться продукты. В первое время за хлебом были огромные очереди, которые занимали с вечера, люди в ожидании жгли костры. Давали одну булку хлеба в руки.
Дом семьи Полтавец затопило наводнением, и им выделили комнату в бараке.
— В то время в Комсомольске были сплошные лагеря, много пленных японцев. В нашем огороде поставили циркулярную пилу, они там работали. Одевали их хорошо, полушубки на овчине, рукавички, шапки, валенки. Японцы угощали нас конфетами, показывали фотографии родных. И вроде кормили их, а всё равно умирали, не знаю, может климат тяжёлый для них или еда непривычная. Трупы вывозили машинами. Смотришь, едет самосвал, в кузове гора трупов брезентом накрыта, там рука торчит, там нога. Где хоронили, не знаю.
Уже в наше время внуки стали докапываться до правды, как погиб дед. Внучка Настя добилась: пришла бумага, что красноармеец Пётр Полтавец погиб на безымянной высоте, официально дали заключение, указали год гибели, где захоронен.
В Комсомольске-на-Амуре Петр Иванович Полтавец увековечен на Мемориальном комплексе, и Евдокия Петровна каждый год в День Победы приносит ему цветы.
У неё были муж и двое детей. Сейчас уже нет никого.
— Мы жили в Ангарске, у нас была собачка Митя, попал под машину. Муж пошёл хоронить его и умер рядом. Осталась я одна и вернулась на Дальний Восток, всё-таки родные места.
Приехала к внучке в Хабаровск, год жила у неё, затем у дочери в Комсомольске. Два года Евдокия Петровна работала председателем совета ветеранов Ленинского округа.
Дочь и внуки поехали на юг и там погибли в автокатастрофе. Последний внук умер пять лет назад. 14 лет Евдокия Петровна живёт в доме-интернате для престарелых и инвалидов.
— Благодарю бога, что сюда попала, — говорит Евдокия Петровна. — Отдельная комната, чистота, уход. Один из самых лучших периодов моей жизни.
И действительно, такие люди, как Евдокия Петровна, поколение советских людей, переживших тяжёлые годы, вполне заслужили хотя бы на склоне лет комфортную жизнь, спокойствие и возможность не беспокоиться о хлебе насущном.
Евгений СИДОРОВ. Фото автора
